Хотен
offline
[i]
(один старый рассказ)

Остывал разогретый ужин. Она нервно курила.
- Все, - сказал я. - Пойду, сварю кофе.
Она молча кивнула.
На кухне было не так душно как в гостиной. Свежий ночной воздух осторожно втекал через открытое окно, и сигаретный дым не заполнял все вокруг.
Я поставил вариться кофе.
Заглянул в ванную. Со старого зеркала висевшего над умывальником, угрюмо смотрела моя утомленная рожа. Небрит, непричесан, давно не спал. Глаза красные. Светлые, почти белые волосы всклокочены.
Умылся холодной водой. Она казалась липкой и неприятной.
Я вернулся в гостиную, держа в руках красный пластмассовый поднос с двумя кремовыми дымящимися чашками черного кофе. Ей - без сахара, себе - три чайных ложки.
В гостиной все было по-прежнему. Она курила, устроившись с ногами на древнем диване, с которого почти стерся ало-зеленый рисунок роз.
Поставив поднос на низенький, придвинутый почти вплотную к дивану столик, я сел на табурет. Напротив ее напряженных, тревожных карих глаз.
- Он может придти только под утро, Гвин. - сказал я.
- Или вообще не придти, - глухо откликнулась она в ответ. Мне стало не по себе, когда я услышал этот обреченный голос. Да, конечно, он может не придти.
- Я верю. Он будет здесь утром, - тихо проговорил я.
Она потерянно улыбнулась. Встряхнула темно-каштановыми волосами и решительно сказала:
- Хватит. Я не хочу тревожиться. За последнее время у нас и без того было много забот. Поцелуй меня, давай забудем обо всем.
У нас был секс, впервые за много дней. Но тот, кого мы ждали, почему-то не лез из наших мыслей, и мне постоянно казалось, что нас трое. Ей, видимо, тоже.
Потом мы, отупело, лежали рядом, на чертовом, узком диване с почти стершимся рисунком роз. Она курила. Я любовался ее пупком.
- Поспи. Он не придет до утра, - сказал я, давя зевоту.
Она печально качнула головой.
“Нет”.
- Отдохни. Я буду ждать за тебя.
Она улыбнулась:
- Нет...
Но я чувствовал: она скоро уснет.
Мы молча лежали рядом. Она зевнула. Ее глаза закрылись. Она спала.
Я укрыл ее пледом. На цыпочках вышел из комнаты в коридор, а потом на крыльцо.
В предутренний час все спало. Было очень тихо и холодно. Хотелось закрыть глаза. Страшно хотелось.
“Если я закрою глаза, он не сможет вернуться”.
Я дрожал от страха, одиночества и промозглого ветра. Последний отрезок пути самый тяжелый - и для него, идущего к дому, и для нас, ждущих здесь.
Я вспомнил, как мы втроем сидели в маленькой квартирке на десятом этаже. За окнами горело праздничными огнями заснеженное Рождество, иглы домов пронзали низкое серое небо.
Мы сидели, она курила. Он нежно обнимал ее. Я сидел напротив. Мы спорили. Мы спорили страстно, ожесточенно. Я убеждал его в том, что нам никогда не вырваться из душного мира людей. Он утверждал обратное. Мы поссорились. Он вскочил с дивана, сказал: “Мы найдем тот чудесный край, мы построим свой дом на земле эльфов”. А потом ушел. Вместе с Гвин.
Он нашел. Он построил. Он. А не я.
О Гвин, милая Гвин! Она ушла с другим. Ушла в волшебный край, а я остался в сером, грязном городе. Вокруг был тающий январь. Я не знал, кого мне ненавидеть. Я нежно любил Гвин, но с того дня, как она познакомила меня со своим рыцарем... с того дня, я не знал, кого люблю больше: его или Гвин.
Когда я услышал о том, что они нашли то, что все мы так долго и безрезультатно искали, я дал слово отыскать их дом.
Прошло несколько лет. Я совершил немало ошибок. Я многое понял. Я многого достиг. Но я не мог отыскать дом Гвин и ее рыцаря.
Когда серая убогость мира людей костью встала в горле; когда я почувствовал, что скоро утону в повседневных заботах; сдохну в пошлости повседневных проблем; задохнусь в размеренном ритме правильной жизни, я шагнул из окна своей квартиры. Шагнул в другие миры. Я не взял ничего. В чем был, очутился на границе страшного железного леса. Но что мне, аборигену городских джунглей, железный лес? Глупая, полузабытая сказка. Смешное забавное приключение. После железного леса я пересек множество миров, в поисках Гвин и ее рыцаря. Однажды я наткнулся на их след. В мире довольно заурядном, но полном живых и ярких красок. Через неделю я, наконец, оказался на тропе, ведущей к их дому. Мое странствие длилось пять лет. Я устал от долгого пути и был рад покою и умиротворению, царившему на Земле Эльфов, в доме Гвин и ее рыцаря...
Я понял, что почти уснул. Страх толкнул в сердце, я дернулся, шире открыл почти слипшиеся веки.
Если я усну, он никогда уже не увидит нас с Гвин. Никогда - нас разметает по бесконечному океану времени. Как лодки в шторм. Так устроено то место, где решили построить свой дом Гвин и рыцарь.
Я отчаянно боролся со сном. Я злился на рыцаря, виновника наших с Гвин мучений. Я злился на себя – за то, что не удержал его. Я злился на Гвин, что подбила рыцаря на очередной подвиг.
Серело. Бледнели звезды. Я совсем замерз и вернулся в дом.
В гостиной я долго смотрел на спящую Гвин. Тревога почти рассеялась. Мне вдруг стало тепло и спокойно.
Я неожиданно понял, что губы мои нечаянно расплылись в добродушной улыбке.
Перед его приходом я успел сварить еще кофе.
Я устроился на крыльце с горячей чашкой и смотрел на восток.
Он вынырнул из тумана совсем такой, каким я его знал до разлуки. В него легко влюбиться, а возненавидеть и того проще. Я успел и то и другое. Быстрым шагом он шел по тропинке, что вела к дому.
Я заметил, что при нем нет ни меча, ни кинжала, а правая нога перевязана.
Он увидел меня и весело махнул рукой. Я устало улыбнулся.
- Привет. Видишь - я вернулся, как и говорил... - сказал он, подойдя ближе. - А где Гвин?
- Спит.
Он удивился, но ничего не сказал.
- Представляешь, мои вороны погибли! - он обиженно поджал губы.
- Да, я понял.
Мы вошли в дом. Он заглянул в гостиную.
- Она будет спать еще часов десять, - заметил я.
Мы сели на кухне. Я сварил ему кофе.
- Я принес ей игральные кости, - сказал он. - Те самые, что она хотела.
- Это была глупая выходка. И опасная.
- Меня долго не было?
- Трое суток.
- А… понятно.
Он пил кофе. Я устало смотрел на него. Наконец сказал:
- Я люблю Гвин.
- Я знаю, - он вздохнул. – Но она любит меня.
Примчавшийся вдруг откуда-то холодный злой ветер согнал остатки сна. Я сидел на крыльце, прислонившись спиной к двери. Солнце стояло в зените. С запада надвигались угрожающего вида тучи.
Я вернулся в дом. Зашел на кухню. Вымыл две грязные чашки. Убрал свидетельство утренней трапезы.
Поднялся на второй этаж, в свою комнату. Порылся в ящике письменного стола. Нашел шкатулку с игральными костями. Написал карандашом записку:
“Милая Гвин! Рыцарь так и не вернулся домой. И не вернется никогда. Я обманул вас: игральные кости всегда были у меня”.
Быстро побросал вещи в рюкзак. Спустился вниз. Положил шкатулку на столик в гостиной, прикрепил сверху записку и опять вышел на улицу.
Надвигалась буря. Самое то, для начала долгого пути.
- Я знаю, - сказал он со вздохом. - Но она любит меня.
- А кого любишь ты? - осторожно спросил я.
- Разве это имеет значение? - он горько усмехнулся. Задумчиво опустил взгляд в черную глубину своей чашки, словно чашка кофе - это волшебное эльфийское зеркало. Потом лицо его вдруг просветлело, он, озаренной какой-то идеей встрепенулся и сказал. - Слушай, давай уйдем отсюда?
- Уйдем? - удивился я.
- Да, уйдем. Вернемся обратно, в мир людей. Он шумен и бестолков. В нем иглы домов пронзают низкое серое небо. Но я скучаю по нему. Я не хочу будить Гвин. Я вообще, не хочу разговаривать с ней на эту тему. Боюсь, что у меня не хватит смелости предложить ей это. Я ведь знаю, ей очень нравится здесь... Я оставлю шкатулку с игральными костями тебе. Выспись. Дождись когда проснется Гвин. Обмозгуйте все, примите решение. Если захотите - оставайтесь. Если кто-то из вас решит последовать за мной, то знай, я буду ждать вас у Танцующего Камня.
У Танцующего Камня рыцарь спросит меня, где Гвин.
- Она отказалась, - солгу я.